Архитектор Михаил Солодилов, по просьбе TTR, рассказывает об уникальном облике Тольятти. О том, почему Автоград – это город так и не наступившего советского будущего и какое отношение имел к строительству Автомобильной столицы СССР Казимир Малевич, читайте в первом тексте автора. Спойлер: архитектура в Тольятти все-таки есть.
Часто ли мы задаемся вопросом, откуда все это, из какого сомна идей сочинен градостроительный ансамбль нашего города? Не редко приходится выслушивать скучные сетования по поводу убогости и серости архитектуры, которая совершенно никому не интересна. Возможно люди перестали ощущать на вкус ту соль, которая была положена в кашу отцами основателями города. Генплан Автозаводского района Тольятти создавался людьми хорошо знакомыми с утопическими идеями советских авангардистов 20-30х годов, которые мечтали создать рациональный социалистический город будущего, город, в котором люди будут жить в домах-коммунах, питаться в фабриках-кухнях, отдыхать в специально построенных клубах, а работать на градообразующем предприятии-заводе. Рационализм привел к тому, что все тело города стало рассматриваться как конвейер, как организованный поток ресурсов, а человек – придаток к производству. В Тольятти материализовалась одна из идей того времени: череда функциональных полос труда, жилья и отдыха – есть усовершенствованная “поточно-функциональная” схема, придуманная Николаем Милютиным в начале 30-х годов.
Изобразительное искусство советского авангарда и архитектура были бы не такими невероятными и интересными, если бы ограничивались лишь построением предметного мира нового коммунистического общества. Творцы авангарда подарили советскому человеку мечту в светлое будущее. В этом будущем дома подвижны и поворачиваются к солнцу, целый каркас города может быть подвешен на рессоры, наиболее радикальные художники рассматривали будущее города в отрыве от земной поверхности. Проектам того времени присваивались эпитеты: город солнца, город на рессорах, зеленый город. Довольно тяжелые условия, в которых людям приходилось жить, скрашивались удивительными мечтами о будущем, ради которого можно отказаться от родной деревеньки и отправиться на стройку города эталона в чистом поле.
Строительство советского города Тольятти совпало с политической оттепелью, молодым архитекторам, воспитывавшимся в авангардных 20-30х, в середине 60-х представился шанс возродить советскую версию архитектуры модернизма. Из многочисленного списка авторского коллектива Автозаводского района по крайней мере две фамилии говорят о связи архитектуры города с авангардом. Борис Рубаненко учился у лидера Ленинградского конструктивизма – Александра Никольского, и его дипломный проект был выполнен в стиле конструктивизм. Никольский активно исследовал закономерности зрительного восприятия архитектурной формы, особенности ее психофизического воздействия на человека, взаимодействия с конструкцией, материалом и цветом. Его эксперименты были созвучны исканиям Казимира Малевича, работавшего в то же время в ленинградском Институте Художественной Культуры над созданием моделей супрематической архитектуры – “архитектонов”. Открытия Малевича много значили для творческой эволюции Никольского, которого нередко называют “супрематическим конструктивистом”. Еще один участник авторского коллектива – Евгений Иохелес – работал под руководством Николая Ладовского, который был уникальным творческим лидером рационализма.
Есть все основания утверждать, что градостроительный феномен Тольятти имеет непосредственную связь с корпусом идей, берущих начало из советского авангарда, а, следовательно, Тольятти несет в себе черты утопии, которая дошла до наших дней лишь отголосками. Не случайно один из самых авторитетных ежегодных форумов имеет название: “Тольятти – город будущего”. Казалось бы, в построенном городе воплотилось многое, о чем мечтали в первых десятилетиях двадцатого века. Один из лидеров футуристического проекта НЭР, И.Г. Лежава, писал: “Двадцатые годы. Рабочему человеку пытаются дать будущее. Дома коммуны. Обобществленный быт. Зарегулированный труд. Каждому хотя бы маленькую ячейку для жизни. В конце 60-х мечта 20-х была многократно перекрыта. В Тольятти, например, отдельная квартира (10 м на человека), ванная, хорошая зарплата, детские сады и даже у многих Жигули. Но никто не догадывался, что живет в городе будущего, поскольку для них оно было настоящим. А в будущем им виделось 24 метра на человека и японская “Импреза”. Один из парадоксов города будущего в том, что он никогда не будет построен. Это линия горизонта, которую невозможно достичь. Она всегда уносится вдаль и остается недосягаемой”.
Возникновение утопии зачастую обусловлено переломными моментами истории, когда возникает кризис культуры, противоречия которой разрушают сложившиеся целостные структуры и на арену выходят совершенно новые представления о будущем развитии. Порой утопии возникают в моменты застоя, продолжительного сна культуры, как компенсация усталости, возникающей в обществе. Нельзя не заметить, что осколки советской утопии планомерно уничтожаются и заменяются новыми симулякрами. Город стремительно покрывается куполами; часть разочаровавшихся горожан уходит в родовые поселения и обращается в ведические, вегетарианские и другие веры; постиндустриальный мир находится в ожидании новой утопии, которая осветит путь к совершенно новому мироустройству и попытается построить новый город.