Так получилось, что гомосексуалы стали похожи на разведчиков-нелегалов. Вы можете годами находиться с ними рядом, но никогда не узнаете об их ориентации. Мы записали монолог двадцатисемилетнего Андрея о том, каково это — быть геем в Тольятти. Легко ли выбраться из шкафа, в который тебя загоняет общество, где можно встретить радужных, получить бутылкой по голове и о том, что такое чувство выученной беспомощности.
В Тольятти есть хотя бы какая-то возможность окружить себя теми, кому можно доверять, чего не скажешь о более мелких городах. Я разговаривал с уже взрослыми гомосексуалами из Отрадного, Октябрьска, Похвистнева — они очень замкнуты в себе и едва ли способны представить жизнь за пределами «шкафа». Любая мысль о выходе из него хотя бы в круг «своих» представляется если не преступной, то непозволительно экстримальной. Такое бывает, когда человек впервые приходит в гей-клуб и, озираясь по сторонам, пытается быть самим собой не у себя в комнате, а в общественном месте.
Мне самому лет до 17 лет казалось фантастикой, что в городе могут быть еще гомосексуалы кроме меня. Как показало время, они были очень близко.
Мне самому лет до 17 казалось фантастикой, что в городе могут быть еще гомосексуалы кроме меня. Как показало время, они были очень близко: в параллельном классе, в одном внешкольном клубе развития, на рынке около дома. Однажды в гей-клубе я встретил работницу соседней библиотеки, куда ходил за книгами из школьной программы.
У нас не город-миллионник и все «свои» уже примелькались, но все равно людей здесь достаточно много. Можно общаться, встречаться, некоторым даже удавалось складывать рабочий коллектив исключительно из своих. Последнее — вообще очень круто. Мы на работе проводим огромную часть жизни и часто в коллективах, где всё вокруг — от директора до лампочки — принято считать гетеросексуальным, приходится держать маску если уж не гетеросексуальности, то хотя бы безразличия к тому, что какой-то дурак отпустил очередную тупую гомофобную шутку, а весь коллектив над ней дружно погоготал. И все они считают тебя хорошим парнем при этом.
Приходится держать маску если уж не гетеросексуальности, то хотя бы безразличия к тому, что какой-то дурак отпустил очередную тупую гомофобную шутку, а весь коллектив над ней дружно погоготал.
Порой коллеги «принуждают» тебя к гетеросексуальности своими вопросами о невестах и предпочтениях в женщинах. Некоторым мужчинам даже хватает мозгов показывать картинки с гетеро-сексом на своих гаджетах и ждать от меня какой-нибудь кобелиной солидарности. В такие моменты я чувствую себя на краю пропасти: вот-вот мой poker face создаст почву для сомнений и найдется повод для моббинга.
Бывало, моих знакомых геев и их товарищей выживали из коллективов. Уходили «по собственному желанию» или их увольняли по формальным причинам, когда становилось известно об их ориентации. Последнего уволили с должности юриста со словами «Я не хочу, чтобы в моей компании работали такие люди». Разумеется, в трудовой это не фигурировало.
Одного моего знакомого гея уволили с должности юриста со словами «Я не хочу, чтобы в моей компании работали такие люди». Разумеется, в трудовой это не фигурировало.
Не стоит заблуждаться, что все геи — это парикмахеры, а лесбиянки трудятся на станциях технического обслуживания. Радужные работают везде. Навскидку могу вспомнить водителя троллейбуса, несколько поваров, пару стоматологов, продавцы-кассиры, юристы, преподаватель в вузе, сварщик, сантехник и многие-многие другие.
Быть гомосексуалом в Тольятти, как и на всем постсоветском пространстве, — это лотерея. Все очень зависит от градуса ненависти и непонимания в окружении и ситуациях, в которые ты попадаешь. У меня есть знакомые, которые ходили по гей-клубам со своими родителями (семейный отдых практически), а есть те, кого выгоняли из дома после каминг-аута.
У меня есть знакомые, которые ходили по гей-клубам со своими родителями (семейный отдых практически), а есть те, кого выгоняли из дома после каминг-аута.
Одного парня отец с утра караулил с чешущимися кулаками у проходной завода, когда подруга семейства скинула родителями фото их сына в «подозрительной» компании. Особо жутко приходится подросткам, которым некуда идти. Одна моя знакомая в 14 лет неделю провела на улице после того, как ее выгнала бабушка. Другой парень в 16 лет сам ушел из дома на сутки после семейного скандала. Знаю истории о продолжительных преследованиях. Геев то и дело били во дворах, портили их вещи, аутили (рассказывали всем знакомым о сексуальной ориентации — прим. ред.)
Клуб, в который я ходил, закрылся. Там я успел познакомиться со многими очень приятными людьми. Плюсом клуба была хорошая охрана, но проблемы случались за пределами. Иногда вокруг здания, где находился клуб, особо смелые мужчины устраивали самовольные облавы: кому-то из посетителей наносили удары руками и ногами, кого-то просто оскорбляли, в кого-то бросали стеклянные бутылки. Однажды сильно избили парня и девушку.
Раньше я беседовал с окружающими на тему гомосексуальности как таковой, пытался в чем-то переубедить, но череда тщетных попыток привела к выученной беспомощности. Одни и те же люди говорят нам «Не выпячивайте», а следом задают вопрос «А зачем и как вы в жопу долбитесь?!» Пока мы говорим о безопасности и о насилии, нам вглухую верещат об анальном сексе. Сейчас еще могут про Европу что-нибудь сказать, мейнстрим знаете ли
Пока мы говорим о безопасности и о насилии, нам вглухую верещат об анальном сексе.
Мне вообще не нужно было заниматься однополым сексом, чтобы на меня когда-то организовали травлю. Эта ненависть работает не так. А Европа тут вообще не при чем. Я хочу, чтобы меня просто не трогали, не слышать всего этого дерьма, с которым мешают меня и мои чувства. Но от этого никуда не уйдешь, и это еще не скоро закончится.